Пётр I и его реформы

Картинка 3 из 206290                      

Пётр I Вели́кий (Пётр Алексе́евич; 30 мая [9 июня] 1672 года — 28 января [8 февраля] 1725 года) — последний царь всея Руси из династии Романовых (с 1682 года) и первый Император Всероссийский (с 1721 года).

 

 

                                                   Петр I и его реформы

 

      В этом году исполнилось 340 лет  со дня рождения  Петра I, одного из самых  популярных и, в то же время, одного из самых  противоречивых российских монархов. Вопрос о его личности   и значении его реформ для исторического становления России давно стал краеугольным камнем и даже некой пограничной линией в мировоззрении, непримиримо разделяющей западников и сторонников исконно русского пути развития страны. Первые видят в Петре государственного деятеля огромного масштаба, давшего России науку, развитую промышленность, регулярную армию, флот, культуру Европы и тем  самым спасшего страну от неизбежной гибели в том историческом тупике, куда она невольно зашла, придерживаясь политической и культурной самоизоляции.  Для других Петр – великий разрушитель национального уклада страны, символ неумной, поспешной и варварски осуществленной европеизации России.
           В этом отношении очень примечательны петровские указы о введении в России европейского платья – башмаков, чулок,  коротких кафтанов, париков.   Для тех, кто эти указы не выполнял, предусматривались и кнут, и каторга, и зачисление в солдаты, и даже смертная казнь!  Можно ли в этих, крайне неразумных и крайне унизительных для целой нации указах, видеть движение «от небытия к бытию» (так характеризовали всю деятельность Петра его восторженные сторонники), ощущать в них гениальный дух «великого человека» (слова историка С.М.Соловьева)? Более видится в них нелепая и мелочная вздорность посредственности, потерявшей голову от собственной всесильной власти.
     Но эта вздорность обернулась для России подлинной трагедией, так как расправы за несоблюдение этих указов были воистину драконовские. Именно из-за них вспыхнул  народный бунт в Астрахани в 1705г. Несколько позднее Петр смягчил эти требования и позволил русскому человеку, уплатив определенный налог, ходить в привычной для него одежде и даже оставаться при бороде. Но  это  послабление было вызвано более корыстными интересами, чем уважением к собственному народу.
            Особо надо сказать о том впечатлении, которое производит Петр I своими деяниями. Любой человек, поверхностно знакомый с эпохой царя-реформатора, невольно испытывает к его деятельности восторженный интерес и симпатию: гром побед, выход к морям, российские  гордые вымпелы на бурных волнах, развитие науки, промышленности и искусства, широко распахнутые в Европу окна и двери…

      Но стоит пристальней и глубже вглядеться в событие «тех славных дней», как симпатия к царю сменяется на чувства, едва ли не противоположенные. Так Пушкин, приступая в 1831 году к написанию «Истории Петра I», был полон бурного восторга и хотел восхвалить самодержца, как это он сделал в поэмах «Полтава» и «Медный всадник».

        Но более тщательное знакомство с деяниями царя-реформатора не оставило от этого восторга и следа: Пушкин возненавидел Петра и называл его не иначе как протестантом, тираном и разрушителем. И у него уже не было желания слагать хвалебные песни в честь той поры, когда «Россия молодая мужала гением Петра». Задуманная поэтом книга так и не была написана.
          Польский историк Казимир Валишевский в творческом и эмоциональном аспекте почти буквально повторил  путь  Пушкина – от восторга  к глубокому  разочарованию. Начав писать свой труд о Петре с твердой убежденностью в его гениальности и особой исключительности его деяний, он, по мере изучения исторических материалов, заметно охладел к своему герою,  его сподвижникам и его преобразованиям.  И хотя книга о Петре  была дописана, но  многие неприглядные факты из жизни русского царя, опустить которые автор не мог, не ставя под сомнение свою объективность, серьезно  исказили первоначальный замысел. После прочтения этой книги перед  читателем предстает не  герой, как  хотелось того Валишевскому,  а довольно посредственный государь, бездарный полководец, сомнительный преобразователь и в высшей степени  безнравственный человек.
           Не жаловали Петра и первые российские историки – М.М.Татищев и Н.М.Карамзин, плохо относился к нему и последний русский император Николай II, отдавая предпочтение отцу Петра, царю Алексею Михайловичу, как разумному правителю, осторожному в своих   нововведениях.
              Но, с другой стороны, можно назвать длинный ряд имен тех, кто относился и продолжает относиться к Петру I  с особым чувством искреннего восхищения и уважения: Державин, С.М.Соловьев, В.И.Буганов, Н.И.Павленко. Для них его заслуги перед Россией и историей неоспоримы.

     Для  почитателей  дел Петра самое ценное в его реформах  то, что они помогли создать сильную армию, боеспособный флот и открыли России двери в политические дела Европы. Сознавая при этом, что эти реформы были и обременительны, и весьма суровы к русскому человеку, они лишь кратко упоминают о  неимоверных страданиях русского народа, в которые вверг его монарх-преобразователь,  и тех потерях, которые понесло  государство по его вине.

   И вот об этих негативных последствиях необдуманных реформ стоит поговорить отдельно. Если внимательно всмотреться в результаты деяний Петра, невольно приходишь к выводу, что все победы и достижения царя Преобразователя перечеркиваются теми потерями, которые понесла страна во имя этих побед. По-существу, все его реформы  достигались  неоправданно высокой ценой, как материальной, так и человеческой. И это сверхперенапряжение народных сил чуть не привели страну к катастрофе. И если она устояла под ударами этих разрушительных реформ, то только за счет  неистощимых ресурсов страны   и  святого  терпения  русского  народа. 

  
                                                  ***




 Прежде всего, надо сказать несколько слов о  личности самого Преобразователя.
     Во время пребывания Петра в Англии в 1698 году, архиепископ Солсберийский  Бёрнет, доктор богословия и весьма проницательный человек, так отозвался о русском царе:
«Царь человек весьма горячего нрава,  склонный к вспышкам, страстный и крутой; он еще более возбуждает свою горячность употреблением водки, которую сам приготовляет с необычайным знанием дела. В нем нет недостатка в способностях; он даже обладает более обширными сведениями, нежели можно ожидать при его недостаточном воспитании; зато в нем нет меткости суждения и постоянства в нраве, что обнаруживается весьма часто и бросается в глаза. Особенную наклонность он имеет к механическим работам; природа, кажется, скорее создала его для деятельности корабельного плотника, чем для управления великим государством; корабельные постройки были главным предметом его занятий и упражнений во время его пребывания здесь (в Англии)».
            Двадцать лет спустя в таком же духе выразится и французский кардинал и первый министр королевства, Дюбуа, полагавший, что самое большое, на что способен Петр, быть боцманом на голландском корабле (об этом писал Вольтер в одном из своих писем).

    За этими уничижительными  характеристиками кроется  не столько неприязнь к простому физическому труду, как разочарование после общение с русским царем  – и Бёрнет и Дюбуа  не увидели в нем значительного интеллекта. Сама по себе любовь к плотницким работам и матросской службе не причина для осуждения человека.  Император Диоклетиан с большим увлечением выращивал капусту и другие овощи, а Менделеев в свободное время шил чемоданы - но разве  раздалось по этому поводу хоть одно презрительное слово?  Нет, потому что эти чудачества были всего лишь формой отдыха от напряженной государственной и умственной деятельности  этих незаурядных личностей. У Петра же  иных способностей, кроме ремесленных, просто не было, как бы ни расхваливали его восторженные почитатели. Именно это и было отмечено   иностранцами.
           Польский историк Казимир Валишевский,   не смотря на всю свою симпатию к Петру, все же был вынужден заметить: «Умения быть хорошим плотником или даже посредственным корабельным инженером оказалось недостаточным, чтобы привести в органическое движение духовные силы народа».
           Валишевский  выразился довольно деликатно. Следовало бы сказать проще и откровенней:   Петр был слишком слаб умственно и духовно, чтобы осознать те великие цели,  к которым ему надлежало вести государство. Он вел его в потемках, с каким-то озлобленным  и пьяным остервенением, шарахаясь из одной крайности в другую, не имея ни любви, ни уважения к тому народу, который ему вручила судьба, и видя в нем лишь средство для достижения своих тщеславных  и не всегда разумных  целей.
    Русский историк  Н.И.Костомаров в своем труде «Петр Великий», при всем своем искреннем желании найти моральное оправдание деяниям Петра, единственно, на что мог сослаться, так это на  некую вымышленную любовь самодержца к России  и  русскому народу. Якобы, во имя этой любви он не щадил ни себя, ни окружающих. Потом  историк поправился и уточнил, что это не совсем та Россия, и не совсем тот русский народ, над которыми Петр властвовал,  а некий вымышленный идеал, до которого он желал их довести. Наивное заблуждение русского идеалиста  Николая Ивановича в отношении чувств Петра  слишком очевидно: с помощью кнута  одевая русский народ в немецкое платье и деспотическими методами прививая ему немецкий образ мыслей, Петр тем самым  достаточно ясно обозначил свой национальный идеал.   Все свое царствование он постоянно сокрушался о том, что ему в преобразованиях злокозненно мешают  «бородачи», подразумевая под этим словом практически весь русский народ, за исключением своего небольшого окружения, состоящего в основном из иностранцев.   О его степени презрения и недоверия к собственному народу говорит  тот факт, что иностранные офицеры на русской службе получали плату в два раза большую,  нежели русские. Подобную унизительную несправедливость устранил  лишь датский генерал Миних, лет десять спустя после смерти Петра. О какой любви Петра  к русскому народу  можно говорить после знакомства с подобными фактами?

         Петр слишком много пил,  и это засвидетельствовано многочисленными иностранными очевидцами (русское окружение  об этой пагубной страсти царя умалчивало не столько из деликатности, как из-за трусости). Так, например,  в 1717 году барон Пёлльниц, рассказывая о пребывании Петра в Берлине, писал: «Он не пропускает ни одного дня, чтобы не напиться».  И подобных свидетельств можно привести сотни. Несомненно,  что его пристрастие к вину можно без всякой натяжки считать алкоголизмом.
          Этот порок пагубно сказывался  не только на его здоровье, но, прежде всего, на управлении государством. Петр подбирал себе сотрудников исключительно из числа своих собутыльников. На высшие государственные должности могли претендовать только те люди, которые  были приятны Петру в веселой компании. Со временем это стало  укоренившейся практикой подбора кадров в его  царствование. Именно по этим достоинствам были отобраны Лефорт, Меншиков и многие другие высокопоставленные чиновники государства.

     Не любил Петр и умных образованных людей  и опасался приближать их к себе. Знаменитый немецкий мыслитель и математик Лейбниц, открывший дифференциальное исчисление, считая себя славянином по крови, неоднократно предлагал Петру свои услуги. Но так ничего и не добился. Свои кадры Петр отыскивал сам и не в университетах Европы. Во время своего первого заграничного путешествия  Петр познакомился в Амстердамском порту с норвежским боцманом Корнелиусом Крюйсом, которого привез в Россию и со временем назначил адмиралом. Там же он подобрал  португальского еврея Антона  Девиера,  который служил матросом на борту торгового судна, и сделал его своим денщиком. В 1705 году Девиер уже  числится  гвардейским офицером, в 1709 – генералом, в 1711 он женится на одной из сестер Меншикова и занимает пост генерал-полицмейстера  Санкт - Петербурга. После смерти Петра Девиер был подвергнут судебному преследованию за хищения, бит кнутом и отправлен в ссылку по распоряжению Меншикова.   В Амстердаме Петр купил и арапчонка, который стал российским генералом Абрамом Петровичем Ганнибалом. Контрабандист из Франции, де Вильбуа, строил при Петре Ладожский канал, но мало преуспел в этом и его работу исправлял  датский инженер Миних, впоследствии ставший прославленным русским фельдмаршалом.  Знаменитые петровские дипломаты, польский еврей  Шафиров и недоучившийся немецкий студент Остерман, так же не имели образования, и были возвеличены по прихоти царя, но не по своим достоинствам. С подобными людьми из социальных низов Петр чувствовал себя более уверенно, нежели в кругу аристократов и ученых, поэтому и приближал их более охотно.
       Лейбниц в эту компанию приглашен не был, видимо, из-за чрезмерной учености, которой необразованный Петр откровенно боялся.
        Не будет большим преувеличением сказать, что  «птенцы гнезда Петрова» – это сплошь малообразованные и случайные  люди, которым в силу поспешной или бездумной своей опрометчивости Петр доверил и внутреннюю и внешнюю политику России. Все эти люди были похожи друг на друга отсутствием совести, веры, привязанности к отечеству. Способности их, если они ими и обладали, служили не столько славе и пользе России, как собственному, почти разбойному, обогащению. Отличала их и определенная ловкость для обращения в свою пользу различных обстоятельств и умение нравиться Петру и его любимцам – но эти качества вряд ли можно причислить к достоинствам.  Бесчисленные процессы по поводу злоупотреблений властью, казнокрадства, мошенничества над этими петровскими выдвиженцами начались еще при   жизни царя и наиболее усилились после его смерти. Наследники Петра не рискнули продолжать сотрудничать с этими сомнительными и вороватыми личностями и отправили их или на плаху, или в вечное заточение. И это говорит о многом.
      Наиболее ярко проявились грубые вкусы Петра и его особое пристрастие к людям социальных и интеллектуальных низов в истории его взаимоотношений с Екатериной. Имея почти неограниченные возможности для выбора своей второй жены, он пренебрег и собственными аристократками, и принцессами из европейских королевских домов, и  предпочел им  разбитную служанку из Мариенбурга – не слишком умную, не слишком нравственную и совершенно безграмотную, но умеющею без устали веселиться  среди  его неумеренных застолий. Как говорится, по Сеньке и шапка!  С такими женщинами он чувствовал себя уверенно и постоянно отдавал им предпочтение. Он не только женился на ней,  но и короновал ее императрицей, совершенно не думая ни о собственном достоинстве, ни  о престиже высшей власти, ни о мнении своего народа.  И это пренебрежение отозвалось катастрофой в личной жизни: его «друг сердешнинький Катеринушка» ему изменила, и это было для него величайшим унижением и позором, который он был вынужден переживать на виду не только своего государства, но и Европы. Он мстительно и жестоко казнил ее любовника, уничтожил завещание, но которому власть передавалась Екатерине в случае его смерти, но вряд ли это способствовало восстановлению душевного равновесия. Возможно, нервное потрясение – если не яд, который дала ему неверная жена для спасения собственной жизни! - и свело его преждевременно в могилу.

     Пристрастие к людям низов выразилось в Петре и в выборе им своего фаворита, Александра Меншикова. Безродный выскочка так до конца жизни  не научился ни читать, ни писать и лишь с трудом ставил свою подпись, но был угодлив, умел угадывать желания Петра и  быстро их исполнять, что и помогло ему возвыситься. Происходя из низов русского общества, Меншиков еще в детстве попал к Лефорту и исполнял  у него  обязанности денщика, проявляя похвальную ловкость.  Если он и имел привязанность к своей стране и своему народу, то за несколько лет лакейской службы у иностранца полностью их утратил. Когда он перешел на службу к Петру, то это уже был  человек, полностью забывший свое происхождение и по своему невежеству презиравший нравы своей страны.  Как кажется, именно это и привлекло Петра в Меншикове:  в этом неуче, величайшем казнокраде и неутомимом весельчаке он нашел самого ревностного сторонника преобразования  России. Поскольку Меншиков мало что знал, то едва ли  догадывался о том, что  своими усилиями он способствует не столько смене привычек и одежды  русского человека, но, прежде всего, разрушает сам дух своего народа.   
   Внедрение западной культуры в российский быт было бы оправданно и желательно, если бы оно коснулось не только армии и флота, но и крестьянства, наиболее  многочисленной и наиболее отсталой части населения. Но как раз крестьянство и не было затронуто  нововведениями: оно не получило ни новых орудий труда, ни новых приемов ведения хозяйства, ни правовой защиты своего достояния и своих жизней. Петровская «культурная революция» прошлась по верхам, по дворянству, разрушив самобытную русскую культуру и духовную основу этого сословия, и не дав ему в то время ничего взамен, кроме смехотворного подражания Европе в одежде и поведении.

Картинка 14 из 206290

 

     Лишь  после Петра началось подлинное приобщение русского дворянства к европейской культуре.  Именно с петровской поры  дворянство, несколько сблизившиеся со своим народом после этнических потрясений времен Грозного, вновь резко отдалилось от своих национальных корней и стало вновь чуждым элементом в русской среде.  Достоевский, болея душой за этот трагический раскол,  с горечью и презрением назвал  русское дворянство  «особым народцем» в своей стране. Через некоторое время трещина между сословиями разрослась в целую пропасть, что и привело к великим кровавым потрясениям…

     Отрицательный  вклад Петра в становление русской нации очевиден даже при поверхностном взгляде.  Можно лишь с сожалением  признать, что уровень преобразований, которые он произвел в России, полностью соответствовал крайне узкому кругозору и скудному духовному уровню самого преобразователя.
            Отличался Петр и страшной безнравственностью, и в этом отношении он не мог быть образцом для подражания своему народу. Он собственноручно писал непристойные уставы для «всешутейшего и всепьянейшего собора», награждал участников этого сборища крайне неприличными и даже гнусными кличками, которые вряд ли можно повторить в печатном издании. Во время своих выездов за границу он постоянно нанимал женщин для утех, или же требовал от принимающей стороны обеспечить его таковыми. Какие нравственные черты мог развить такой человек у своего народа? И стоит ли удивляться тому повреждению нравов, которое укоренилось в России во время его царствования?
            Не обладал Петр и мужеством, которое могло бы придать некоторое  благородство его  малопривлекательной личности. Известно его постыдное бегство из-под Нарвы, когда он, при первом известии о появлении Карла XII, бросил свою армию и поспешно бежал в глубь страны. Повторно бежал Петр от Карла   в  январе 1708 году, на этот раз  из Гродно. Так же трусливо вел себя Петр и во время Прутского похода, когда окруженный турками он настолько потерял самообладание, что был готов уступить султану  за мир – а точнее, за спасение своей жизни – все южные земли, в том числе и  Киев, навсегда отказаться от вмешательства в европейскую политику и вернуть Швеции все завоеванные территории. Единственно, на что не соглашался Петр, так это на возвращение Петербурга, но взамен он хотел предложить шведам Псков и другие города  в любом месте центральной России. К счастью всего государства турки удовлетворились лишь малым – Азовом и другими  более мелкими крепостями на побережье Азовского моря. Но в этих, сравнительно легких условиях мира, нет  личной заслуги Петра.

     Наследник прусского престола, будущий Фридрих Великий, писал Вольтеру по поводу его книги о Петре: «Счастливое стечение обстоятельств, благоприятные события и невежество иностранцев сделали из царя призрак героя; мудрый историк, отчасти свидетель его жизни, приподнимает нескромной рукой завесу и показывает нам этого государя со всеми человеческими недостатками и небольшим запасом добродетелей. Это больше не всеобъемлющий ум, всезнающий и стремящийся все проникнуть, - это человек, руководившийся фантазиями достаточно новыми, чтобы придать известный блеск и ослепить; это больше не неустрашимый воин, презирающий и не знающий опасности, но государь малодушный и робкий, которого  храбрость  покидает в беде. Жестокий в мирное время, слабый во время войны…».

     Как кажется, это наиболее точная характеристика Петра и его достоинств.

Картинка 20 из 206290

 

      После того, как к концу жизни Петра на Балтийском море появился огромный русский военный флот, а под ружье было поставлено более двухсот тысяч человек,  иностранцы о Петре заговорили в другом тоне и их характеристики стали более лестными. Но  подобные комплименты Петру, в которых видится лишь дипломатическая учтивость,  не должны вводить нас в заблуждение. Европа считалась  только с сильной Россией, считалась только с ее военной мощью, поэтому и отвешивала реверансы в сторону Петра, мнение же о нем, как о посредственности на троне и его губительных для нации реформах едва ли изменила.

     Мне могут возразить и привести следующий довод: этой военной мощи Россия достигла благодаря усилиям и твердой политике Петра. Поэтому его и следует считать национальным гением и титаном отечественного преобразования.

      Но едва ли это верно. Как показывает история, любая страна, думающая о своем суверенитете,  непременно заботится о своих военных силах. Для осуществления подобной  политики не надо быть гением,  а требуются лишь деньги, человеческие ресурсы и несколько опытных генералов. Отечественные историки, тем не менее, из того простого факта, что армия в России при Петре увеличилась в несколько раз, сделали поспешные   выводы об огромном уме и прозорливости Петра. Но армия и флот усилились исключительно за счет страшного разорения народа и страны. Своим «гением» Петр довел  народ до  всеобщего обнищания, увеличив подати почти в три раза, раздув неимоверно чиновничий и полицейский аппарат.    Не сумел он  справиться с воровством и мздоимством своих ближайших сподвижников, и это явление  в его царствование стало подлинным бичом народа. Благодаря его «гению» в стране  повсеместно распространилось курения и увеличилось пьянство,  в государственных органах управления наблюдалось необыкновенное засилье иностранцев, страшное мздоимство и продажность. В стране вспыхивали многочисленные бунты и происходило массовое бегство крестьян от притеснений  на окраины России, а то и в иные страны (в Молдавию, в Польшу, на Кавказ, в Турцию).

    Некоторое представление о том,  как много русских людей бежало со своей родины, может дать  тот факт, что  в середине XVIII века русская императрица Елизавета(1741-1762) требовала от короля Речи Посполитой вернуть с белорусских земель миллион (!) беглых крестьян–россиян. И это были далеко  не  худшие люди. Несколько позднее, императрица Екатерина II восхищалась трудолюбием и отсутствия беспробудного пьянства у своих новых подданных – белорусов, присоединенных к России при очередном разделе Польши.

     Огромное число русских крестьян, доведенных государственной политикой до отчаяния, уходило  в разбой. И это явление  в царствование Петра стали страшным национальным бедствием.
   Свидетельствует ли подобное положение дел внутри государства о каких-либо административных талантах Петра? Конечно же, нет! Перед нами  неоспоримое подтверждение его полной бездарности. Военную мощь государства он создал за счет физического уничтожения и духовного обнищания своего народа.
      Нельзя признать гениальной и внешнюю политику Петра. Под его руководством государственный корабль, как при сильном шторме, бросало в разные стороны, и он двигался в течение всего царствования Петра сумбурно, «без руля и без ветрил».  Не доведя до логического завершения войну с Турцией и Крымом и не получив выход к Черному морю,  Петр оставил гнить на рейдах воронежскую флотилию, оставил крепости по Дону и Днепру и бросился очертя голову на север, где завяз  на два десятилетия в шведской войне. Неожиданно прервав  войну со Швецией, он устремляется в Молдавию, где  терпит постыдное поражение во время Прутского похода.  После этого  Петр еще десять лет продолжает войну со Швецией и наконец-то  неимоверными усилиями побеждает своего северного соседа, но при заключении  мира уступает большую часть завоеванного: возвращает Финляндию, часть Карелии и выплачивает в придачу два миллиона таллеров (двадцать тонн серебра), как компенсацию Швеции за потерянные области и понесенные жертвы. Так может быть, с самого начала следовало заплатить эти деньги шведскому королю за уступку нескольких десятков верст болотистого побережья Финского залива и не ввязываться в изнурительную и  кровавую войну?          
         Петр был настолько безрассуден в своей политике, что  вполне мог, по окончании шведской войны, бросить Россию в еще одну затяжную и изнурительную войну в Европе. Для этого он даже заключил союз с Францией, а впоследствии и с обескровленной, но не сломленной Швецией. Возможно, что тем самым он готовился к войне с Англией или Австрией. И только его смерть спасла Россию от новых бессмысленных жертв.
       Известны и его планы военных походов в Индию* и морской экспедиции на Мадагаскар.  Возможно, что  Петра мог ждать и первоначальный успех в этих предприятиях, но удержать приобретенные территории, ввиду их отдаленности, Россия могла лишь крайним изнурением и истощением своих человеческих и материальных ресурсов. Это прекрасно понимали наследники Петра, поэтому предали подобные планы забвению.
*Поход Бухгольца на Сыр-Дарью в 1714 г., поход Черкасского на Хиву в 1717,  захват Дагестана и Азербайджана в 1722 г. следует рассматривать  лишь как предварительную разведку и поиск наиболее  удобного пути в Индию.

     В этих  амбициозных замыслах войны в Европе, Азии и Африке  многие историки видят проявление его гения. Но верней было бы назвать это политическим легкомыслием и  недальновидностью и стремлением удовлетворить лишь свое тщеславие.

      В этом навязчивом желании начать новые войны есть изрядная  доля  пренебрежения нуждами государства и своих подданных, поскольку на южных рубежах России еще не был решен вековечный спор с кочевыми народами. Некоторые историки считают, что во время царствования Петра от набегов татар, лезгин, кумыков, ногаев и казахов Россия потеряла населения в несколько раз больше, чем за все войны того же периода. Так, только в 1717 году крымские татары захватили в плен и продали в рабство более тридцати тысяч русских людей. Все заводы на Южном Урале вынуждены были превратиться в небольшие крепости, так как постоянно подвергались нападению кочевников и теряли множество людей. Каким же надо было обладать равнодушием к собственному народу и собственной стране, чтобы при таких обстоятельствах задумывать войну с Англией, поход в Индию или готовить экспедицию на Мадагаскар! Можно ли подобное решение считать   здравым и мудрым?

     Совершив удачный Персидский поход, Петр присоединил к России Дагестан и часть нынешнего Азербайджана. Но эта военная удача не принесла России ничего, кроме политического поражения. Кавказ был слишком сложным регионом, в котором этническая рознь усугублялась рознью религиозной, и здесь требовалось проводить внутреннюю политику как изощренно гибкую, так и предельно жесткую.  Чтобы держать в повиновении   этот регион,  нужен был огромный колониальный опыт, предположим, как у Англии, но которым вряд ли владела  русская администрация того времени. Сложным был Кавказ  и в силу того, что здесь сталкивались интересы многих государств, преимущественно мусульманских, и для уверенного присутствия  России в этом регионе  нужна была и уверенная внешняя политика в мусульманском мире. Но ее в то время у России не было.
            Так что эти территориальные приобретения, хотя они и открывали дорогу в Индию, были для России совершенно лишними и даже обременительными: новые земли поглощали ресурсы государства и требовали постоянного присутствия русских войск, не принося абсолютно никаких материальных и политических выгод.  Уже в ближайшем времени приемники Петра были вынуждены вывести войска из этих земель. Отказались они и от огромной армии, и от балтийского флота, большая часть кораблей которого  сгнила на рейдах  Петербурга. И  это была не беспечность, или небрежение его приемников, а вынужденная мера – продлись еще немного  подобные темпы милитаризации, в стране вспыхнула бы  гражданская война, или  наступил бы  экономический хаос. России  требовался отдых.
               Не надо забывать и о тех страшных жертвах, которые понес русский народ по  воле Петра. Только при строительстве Таганрога полегло более 30 000 рабочих. При строительстве Петербурга   умерло несколько сот тысяч рабочих! Каждый год сгонялось туда по 30 000- 40 000 крестьян, которые очень быстро  умирали от голода, эпидемий и изнурительного труда. Но следовали новые указы, и новые десятки тысяч своих подданных Петр безжалостно обрекал на смерть для возведения на болотах своего «парадиза» (рая). Новая столица России стоит, в буквальном смысле, на костях сотен тысяч русских людей. Такой же страшной ценой достались и военные победы  на многочисленных полях сражений.
              Без всякого преувеличения все эти жертвы можно сравнить с теми жертвами, которые понес русский народ за период нынешних реформ. Весьма примечательно, что мы наблюдаем в наши дни такое же распространение безнравственности, воровства, быстрое превращение  человека в бесчувственное животное и полную потерю им нравственных устоев, такое же мздоимство и разбой, что и при Петре. Совпадение этих признаков говорит о том, что реформы и в том, и в другом случаях  проводились не для блага народа и людьми, которые едва ли задумывались о судьбе нации.
      Не сумел Петр прекратить и религиозное несогласие среди своего народа. Часто бывая за границей, посещая костелы и кирхи, слушая и лютеранские и католические проповеди, Петр, как можно было бы ожидать, воспитал в себе определенную терпимость в делах вероисповедания. Но его терпимость распространялась лишь на собственную персону и на своих иностранных сотрудников, таких как Лефорт, Брюс, Гордон. В отношении русского народа он такой слабости не проявлял и вел себя подобно изуверу. С неимоверным ожесточением - как злейших врагов, если не диких зверей! - преследовал он раскольников, даже не помышляя о мирном пути решения этого конфликта. Хотя такое примирение было  крайне желательным, и его как благоденствия ждала вся Россия.
        Даже Костомаров, при всей своей любви к Преобразователю, должен был заметить: «Какие же меры употреблял Петр для приведения в исполнение своих великих преобразований?  Пытки Преображенского приказа и тайной канцелярии, мучительные смертные казни, тюрьмы, каторги, кнуты, рвание ноздрей, шпионство, поощрение наградами за доносничество. Понятно, что Петр такими путями не мог привить в России ни гражданского мужества, ни чувства долга, ни той любви к своим ближним, которая выше всяких материальных и умственных сил и могущественнее самого знания. Одним словом, натворивши множество учреждений, создавая новый политический строй для Руси, Петр все-таки не смог создать живой, новой Руси».
                                              

                                                 ***

 

Картинка 35 из 206290

 

 

      Подводя итог, можно сказать, что Петр I  не был  подготовлен к бремени власти и в умственном, и духовном плане, поэтому большею частью   все его реформы  поспешны и мелочны, и несут на себе откровенную печать  посредственности.  Новой России он не создал и не пробудил спящие силы великого народа, а лишь распылил их, погубил их  на многочисленных полях сражения в Пруссии, Польше, Германии, Швеции, сгноил в болотах Петербурга, растратил  по пустякам.             
       Еще царь Михаил Федорович а вслед за ним и Алексей Михайлович начали преобразование армии, вводили полки иноземного строя, но делали это без излишней торопливости, учитывая материальные возможности государства. Уже при Федоре Алексеевиче Россия имела армию на 60-70% состоящую из полков европейского образца. Петр все эти военные соединения в силу неизвестных причин распустил, оставив только три пехотных полка из бывших Потешных войск.  Уничтожив армию своих предшественников, он тут же начал вновь  формировать  полки того же европейского строя!  Реорганизация бессмысленная и бестолковая, отнявшая и время и средства  государства. Но такова была прихоть Преобразователя. Причем, он   решил создать новую армию и флот  в несколько лет и, потратив сотни миллионов  рублей, совершенно не считаясь ни с народом, ни с государственным бюджетом, поставил страну на грань экономического краха. В конце царствования Петра все иностранные резиденты доносили о возможном взрыве народного негодования – до такой степени народ ненавидел своего «отца отечества» и его губительные реформы.

       Историк С.М. Соловьев, описывая состояние России при воцарении Петра, обращает внимание на то, что в русском народе к тому времени созрел  великий дух и потребность в великих деяниях, которые явственно ощущались во всех сторонах тогдашней жизни. Историк по этому поводу образно замечает, что «народ собрался  в дорогу и только ждал  вождя».
Гумилев подобное состояние назвал бы пассионарным взрывом.  Возможно, Россия лишь за счет энергии это взрыва  и   сумела как-то пережить и перебороть в себе последствия разрушительных реформ Петра.

  Остается только сожалеть, что судьба  не дала возможности России  осуществить свой подлинный  культурный и экономический взлет. Русский народ в свой исторический путь  двинулся под руководством посредственности, и  своих побед достиг, практически, вопреки его  воле.

       Пример того, каким путем могла пойти  страна, дает нам царствование Екатерины II. Да, и при ней были народные бунты, были недовольные, имели место политические процессы, процветало мздоимство и взяточничество. Но не было национального унижения целого народа! Поэтому и появилась плеяда блестящих военных, управленцев и промышленников. Именно при ней был заложен фундамент будущего культурного расцвета, и на этом фундаменте  через некоторое время было построено величественное здание русской классической культуры. Екатерина не стремилась мелочно, подобно Петру, овладеть различными ремеслами,  военными и флотскими навыками, но  она поощряла это в других, и это было более важно для процветания империи. В ней не было фанатичного стремления любой ценой достичь цели, но в то же время при ней территориальные приобретения были в несколько раз больше, чем при Петре.  Возможно, тем самым история продемонстрировала нам, что и малыми усилиями, усилиями слабой женщины,  можно достичь многого. Главное - иметь здравый ум и, пользуясь им, разбудить энтузиазм и дремлющие силы своих соратников. И это Екатерине вполне удалось, поскольку она обладала государственным мышлением и, хотя была немка, умела считаться с национальными чувствами своих русских подданных.

 Не будь эпохи Екатерины II, предшествующий период был бы исторически невыразительным. Именно ее царствование в большей степени оправдало царствование Петра.

    Но, с другой стороны, именно Екатерина II, чувствуя себя продолжательницей дел  Петра, заложила основы   восторженного и совершенно некритичного отношения к  своему предшественнику. Такого отношения, при котором  упоминались лишь победы. Разоренная страна  едва виделась из-за   позолоченных триумфальных  арок,  а ропот народа  был неразличим из-за грома  победных салютов.

 

Владимир Куковенко

Прочитано 6643 раз

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить