Приступая к изложению этой запутанной и таинственной истории, полной досадных пробелов и исторического глухого молчания, я должен предупредить читателя, что предлагаю всего лишь одну из возможных версий. События, которых я касаюсь, произошли четыреста лет назад. Напрасно надеяться, что сохранились документы той эпохи, позволяющие найти ответы на все вопросы. Да и существование этих документов мне видится весьма спорным. Во всяком случае, владельцы этих документов (если и были такие) никогда не стремились придавать их широкой гласности.
И, хотя, подобранные мною факты выстроились в довольно логичную цепочку, я готов к тому, что кто-то из читателей по-иному объяснит все эти исторические коллизии и хитросплетения событий. И даже, могу согласиться с ним. Но все же, в глубине души останется искорка веры в то, что лежат где-то сокровища, спрятанные много веков назад, и ждут своего открытия.
***
Вначале несколько слов, чтобы читатель смог ознакомиться с той эпохой, в которой произошли интересующие нас события.
В.Васнецов "Царь И.Грозный"
Царь вся Руси Иван Васильевич Грозный, к нескащзанному облегчению всей страны, скончался в начале 1584 года. На престол вступил его средний сын Федор Иванович, про которого говорили, что он «прост умом» и, даже, «более, чем слабоумен». Но, не смотря на столь печальное обстоятельство, при нем на Руси наступил покой и умиротворение. Новый государь жил тихо, любил жену Ирину, ездил на богомолья, плакался святителям и угодникам божьим, разорительных войн не вел, деньги особо не, и государственная сокровищница при нем быстро пополнялась. Скончался необычайно кроткий последний Рюрикович в 1598 году, повергнув своих подданных в «многую скорбь и плач».
Б.Годунов
Борис Федорович Годунов пришел к власти, как утверждали современники, через лукавство, обойдя знатнейшие фамилии государства, и поэтому не пользовался любовью народа. Но казну продолжал успешно наполнять, учил сына и дочь философии, иностранным языкам и прочим наукам. Привечал иностранцев и поощрял торговлю. Умер Борис Федорович в 1605 году, не вынеся нервного напряжения при известии о том, что войска ему изменили и перешли на сторону самозванца Гришки Отрепьева, который уже приближается к столице.
Самозванец Лжедмитрий I (Гришка Отрепьев) (?-1606)
Лжедмитрий I, он же Гришка Отрепьев, занял царский престол при общем восторге и ликовании народа. И сразу же стал расточать царские сокровища. Кутежи, игрища, баснословные выплаты своим польским соратникам и казакам, оказавшим серьезную военную поддержку его авантюре. Огромный обоз был направлен в Сандомир - подарки царской невесте Марине Мнишек, булущей царице Московской. Современники, описывая эти дары, оценили их в 784 586 флоринов, или в 130761 рубль. Это составляло в серебре около 8-9 тонн! Подарок этот был более чем царский! Москва по своим богатствам напоминала сказочный Эльдорадо Нового Света. Потом была встреча невесты и еще боле дорогие подарки. Во время свадьбы последовали еще более невообразимые траты…
Не успели отшуметь свадебные пиры, как молодой супруг собрал полки и двинул их на Крым, сокрушать твердыни степных разбойников, извечных врагов Руси. И снова была открыта государственная сокровищница, чтобы серебром поддержать амбициозные планы самозванца.
Но полки далеко от Москвы не ушли. Лжедмитрий был убит заговорщиками, спохватившиеся бояре прибрали власть и остатки государственной казны в свои руки. Поляки были обобраны и отправлены в ссылку по различным городам царства. Молодая вдова Марина Московская нищей содержалась вместе с отцом и свитой под стражей в Ярославле. Бояре безутешно скорбели, пересчитывая оскудевшее злато и серебро в окованных сундуках кремлевских подземелий.
Но, все же, кое-что от сокровищ осталось и, даже, не мало. Когда польский гетман Жолкевский, спустя четыре года после убийства самозванца, вошел в Москву (1610) со своими отрядами, то он более чем щедро оплатил услуги своих соратников и наемников все из тех же неистощимых сундуков московской казны.
Вот с этого 1610 года и начинается та история, которая не разгадана до сих пор, и которая дала повод предпринять это исследование.
Сигизмунд III Ваза. Портрет работы Яна Матейко
Польский король Сигизмунд III, осаждавший в это время Смоленск и имевший серьезные виды на московский престол, поспешил вмешаться в дела. Пользуясь тем, что в Москве находился польский гарнизон, он прислал казначеем некого Федьку Андронова «московского изменника, торгового мужика гостиной сотни».
Кто такой Федька Андронов и почему Сигизмунд избрал его в казначеи Московского государства – подробных сведений об этом современники не оставили. Но, несомненно, что Федька служил королю усердно и московской казны не жалел. Гетман Жолкевский в своих записках отметил новые выдачи денег польскому воинству: «бояре дали им из казны царской на несколько месяцев на харчи около 300000 злотых; на эти деньги они покупали себе съестные припасы». В пересчете на вес это составило не менее шести тонн серебра!
Поляки на эти деньги покупали не только скудный харч, но и могли месяцами беззаботно кутить и проматывать неожиданные баснословные деньги. Месячные, установленные этим вооруженным искателям приключений и денег, доходили до 400-600 рублей в месяц, и равнялись, а то и превосходили годовые оклады родовитых бояр на государственной службе. Об этом позаботились их гетманы и полковники, пользуясь возможностью безнаказанно запускать руки в царскую сокровищницу. У многих наемников от таких, невиданных ранее, денег закружились головы, и они ударились в разнузданные кутежи, сопровождавшиеся дикими выходками, скандалами и насилием по отношению к «московитам».
Станислав Жолкевский
«Московиты» вначале робко роптали, но потом взялись за ножи и оглобли. Гетман Жолкевский, умный и деликатный политик, уважающий русские обычаи и умеющий держать свое воинство в строгости, к этому времени уехал из Москвы. Заменивший его Гонсевский не смог погасить взаимные страсти, и трагедия стала неизбежной. В конце марта 1611 года уличная ссора москвичей с поляками переросла в жуткое побоище. По сигналу тревоги из Кремля вышли вооруженные роты наемников и по всем правилам военного искусства повели наступление на неорганизованные толпы москвичей. Их перебили несколько тысяч, остальные разбежались, и поляки с азартом предались грабежам и мародерству в богатейших боярских и купеческих частях Китай-города. Вспыхнули многочисленные пожары.
С.Жолкевский
Дальнейшие события были описаны современниками ярко и впечатляюще. Вот например, что писал швед Петр Петрей по этому поводу: «Когда город сгорел, и полки не имели больше никакой опасности от москвитян, они только и делали, что искали добычи, которую нашли в большом количестве и очень богатую, так что не хотели и смотреть на ситец, полотно, олово, медь, а только на деньги, серебро, золото, бархат, шелковые материи, брильянты, золотые вещи, жемчуг, драгоценные камни; многие солдаты посдирали серебро и золото с образов в церквах и монастырях, и добывали того и другого по 10-ти, 20 и 30 центнеров (старинный немецкий центнер равен 50 кг. В.К.). Кто вышел в разодранном и испачканном платье, воротился назад в крепость в хорошем наряде, в дорогой шелковой одежде разных цветов и красок»
После расправы с москвичами и ограбления богатых кварталов Москвы, поляки разделили между собой и кремлевскую сокровищницу: « Поляки добыли в крепости такое множество денег, что могли расплатиться с войском; многие полагают так же, что поляки между разными драгоценными кубками, чашами, подносами, медалями, регалиями, ценою в несколько бочонков золота, получили семь царских венцов и три скипетра с одним жезлом из цельного большого единорога, чрезвычайно богато выложенным и украшенным прекрасными рубинами и алмазами. Солдаты из самохвальства заряжали ружья большими ценными жемчужинами величиною с горошину, или боб, и стреляли на воздух, или в цель»* «История о великом княжестве...» которую собрал, описал и обнародовал Петр Петрей де Ерзелунда в Лейпциге 1620 года. Перевод с немецкого А.Н.Шемякина. М.1867 г., с.26.
Писал о разграблении Москвы и Адам Олеарий, немецкий посланник. Сам он не был очевидцем этих событий, но он весьма основательно изучил доступные ему документы и мемуарную литературу того времени, поэтому его словам можно доверять: «Поляки же зажгли в разных местах город, так что русские должны были бежать, чтобы не дать погибнуть в пламени своим женам, детям и всему, что им было дорого. Отсюда возник столь сильный пожар и такое кровопролитие, что в течении двух дней обращен был в пепел весь обширный город Москва за исключением лишь Кремля и каменных церквей; погибло более 200000 московитов, а остальные принуждены были бежать из города. После этого Кремль, великокняжеская казна, церкви и монастыри были начисто ограблены, и невероятные богатства в зщолоте, жемчуге, драгоценных камнях и иных дорогих вещах были захвачены и отосланы в Польшу. Как рассказывает Петрей, солдаты из озорства, крупными одиночными жемчужинами заряжали свои ружья и стреляли на воздух. Еще по сию пору русские джалуются на это громадное хищение и, между прочим на пропажу большого единорога, украшенного крупными алмазами и другими драгоценными камнями»* *Адам Олеарий «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно» Издание А.С.Суворина, СПб 1906, с.241.
Писали об этих событиях и другие иностранные очевидцы. Так например, Конрад Буссов в своей «Московской хронике 1564-1613 г.» описывает действия в эти дни роты немецких наемников под командой Якова Маржерета, и заворожено перечисляет все те сказочные богатства, которыми они завладели.
Можно с уверенность говорить о том, что добыча, доставшаяся иностранному гарнизону во время московского погрома весной 1611 года, была неописуемо огромной. И здесь, пожалуй, пора задать главный вопрос этого исследования: что стало с этими сокровищами впоследствии? Олеарий кратко и неопределенно упоминает о том, что они были отосланы в Польшу. Но так ли это? За четыреста лет, прошедших после этих событий, ни в Польше, ни в Литве не обнаружилось ни одного документального упоминания о московских сокровищах. Мало того, нет там и устных преданий о несметных богатствах, вывезенных в смутное время из России.
Возможно ли такое, что десятки тонн серебра, драгоценные украшения, парча, дорогая утварь, попав в Европу, не возбудили бы умы, не заставили бы говорить о себе, не нашли бы отражения и упоминания ни в хрониках, ни в записях купцов и ювелиров, ни в народных легендах и преданиях? Такое полное равнодушие к неожиданным богатствам даже представить трудно!
Как пример, можно вспомнить, что богатства Нового Света, попавшие через Испанию в Европу, заставили все разноязыкое население континента буквально кричать о них, бредить ими и бросаться, забыв об опасности, через моря и океаны на поиски новых сокровищ. Судя по описаниям, в 1611 году на Европу должен был пролиться не менее обильный золотой дождь из России. Но о московских богатствах европейцы почему-то молчали…
Среди прочих сокровищ из Москвы было вывезено огромное количество драгоценных камней, собранное и бережно хранимое Иваном Грозным. Английский коммерсант Джером Горсей, время от времени исполнявший и дипломатические поручения, имел возможность видеть эти камни: «Каждый день царя выносили в его сокровищницу. Однажды царевич сделал мне знак следовать туда же. Я стоял среди других придворных и слышал, как он рассказывал о некоторых драгоценных камнях, описывая стоявшим вокруг него царевичу и боярам достоинства таких-то и таких-то камней. «Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями, большой стоимости; жезл этот стоил мне 70 тысяч марок, когда я купил его у Давида Говера, доставшего его у богачей Аугсбурга… Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз- самый дорогой из всех и редкостный по происхождению…» Затем он указал на рубин… Затем он указал на изумруд. «Этот произошел от радуги, он враг нечистого… Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненным чувствам…» Затем он взял оникс в руку. «Все эти камни – чудесные дары божьи, они таинственны по происхождению, но однако раскрываются для того, чтобы человек ими пользовался и созерцал; они друзья красоты и добродетели и враги порока…»
Уже упоминавшийся Яков Маржерет, капитан парадной роты при Лжедмитрии I, неоднократно посещал царскую сокровищницу и оставил следующее ее описание: «Царь имеет свои неприкосновенные сокровища, которые более или менее увеличиваются. Расходная казна, покрывая чрезвычайные издержки, наполнена в большом количестве всякими драгоценными изделиями, особенно из жемчуга, который в России употребляется более, нежели во всей Европе. Я видел в этой сокровищнице до пятидесяти царских платьев, вышитых, вместо позумента, драгоценными узорами; видел также одежды, вышитые жемчугом сверху до низу, или на фут, полфута и пальца на четыре во всю окружность; с полдюжины покрывал, усыпанных жемчугом, и другие подобные вещи. Тут же храняться очень дорогие камни, ежегодно покупаемые, за исключением принимаемых послами; четыре короны, из которых три царских и одна старинная великокняжеская, кроме приготовленной, но еще не совсем отделанной, для царицы, Дмитриевой супруги (он первый хотел короновать женщину, ибо ни царицы, ни великие княгини, по русским обычаям не коронуются); два скипетра и две золотые державы: я видел эти вещи, имея честь неоднократно сопровождать Дмитрия Иоанновича в кладовые, где хранятся эти сокровища. По мнению русских, платья, драгоценные камни, парча, серебро, все зависит от казны. В ней находятся две цельные кости единорога, царский посох, также из цельной кости, во всю длину с поддельной рукоятью, и половина единороговой кости, употребляемой ежедневно в лекарство. Я видел еще другой посох, золотой, внутри несколько выдолбленный для уменьшения тяжести; множество золотых блюд, бокалов разной величины и бесконечное количество серебряной посуды, позолоченной и невызолоченной; о численности ее можно судить по такому примеру: когда Борис Федорович, после восшествия на престол, собрал войско в Серпухове, то устроил пир, который продолжался целые шесть недель, и каждый день, по свидетельству очевидцев, угощали на серебряной посуде, под шатрами, 10 000 человек. Я видел в сокровищнице с полдюжины серебряных бочек, отлитых по приказанию Иоанна Васильевича, из серебряной посуды, вывезенной из покоренной Ливонии: одна из этих бочек величиною почти с пол-мюи, другие – менее, видел также множество огромных серебряных тазов, с ручками по сторонам: наполнив медом, их приносят обыкновенно четыре человека, и ставят на обеденные столы по 3 или 4 таза с большими серебряными чашами (ковшами), которыми гости сами черпают напитки, - иначе было бы не достаточно 200-300 служителей, для угощения пирующих за царскими столами. Вся эта посуда русской работы. Кроме того, есть множество серебряной утвари – немецкой, английской, польской, поднесенной царю различными государями через послов, или купленной в виду редкости работы. Казна богата всякими шелковыми материями, золотою и серебряною парчою, персидскою, турецкою, различного рода бархатом, атласом, камкою, тафтою и другими шелковыми тканями»* *Маржерет «Состояние Российской державы и Великого Княжества Московского в 1606г.» М.1913 г., с. 45.
Читая подобные многочисленные свидетельства, с трудом верится, что эти баснословные богатства бесследно исчезли в Европе при общем загадочном молчании. Даже принимая во внимание все исторические катаклизмы, потрясшие континент за последние столетия, из этой добычи какая-то малая часть должна была сохраниться до наших дней. Предположим, как собрание золотых и серебряных вещей русской работы в музеях и частных собраниях. Но их нет!
Так куда же все это исчезло?
Ян Сапега. С гравюры Хондеуса. XVII в.
То, что эти сокровища были вывезены из Москвы, подтверждено очевидцами тех событий. Русские летописцы в течении 1610-1612 г.г. записали о нескольких подобных случаях: «Гетман же (Жолкевский – прим.В.К.) взял с собою многую казну и царя Василья и братию… и приидоше к королю под Смоленск» «Сапега же стояв под Переяславлем, многие города завоева, и собрав многие запасы пойде под Москву, и пришед к Москвезапас весь веле препроводите в город к Литве. Сам же из города вышед, с Белого города русских людей сби всех, и немцы едва от них уйдоша в таборы. Сам же Сапега набрався государевой казны, пойде с Москвы»
Следует упомянуть и другого польского гетмана, Ходкевича, который долгое время стоял под Москвой со своим отрядом, пытаясь пробиться к осажденным полякам. Возможно, что и ему досталась какая-то часть московской добычи.
Историк Скрынников, обобщая записи в летописях, в мемуарах и письмах иностранцев, рисует впечатляющую картину разграбления Кремля и вывоза сокровищ из Москвы: «Трудная зима ослабила силы вражеского гарнизона в Москве. Терпя недостаток в продовольствии, ежедневно теряя людей, наемное войско роптало и отказывалось повиноваться своим командирам. В начале июня 1612 г., самая боеспособная часть – полк Зборовского покинул Кремль, переправился за Москву-реку и в сопровождении огромного обоза ушел к Смоленску.
Гонсевский, чувствуя приближение конца, бежал из сожженного и разграбленного им города вместе со своими наемниками. Перед тем, как покинуть Кремль, московский староста потребовал, чтобы Мстиславский полностью рассчитался с наемным рыцарством. Депутаты войска обшарили весь Казенный приказ. Ничто не укрылось от их жадного взора. Из сокровищницы они извлекли древние золотые иконки с искусными резными (на камне и на кости) изображениями святых, два малых царских стула – «оправлены серебром по железу, резаны с чернью», литую серебряную печать Шуйского, шапку черкасскую, старые щиты и доспехи, коробы с мелким жемчугом, шубы, ковры, сосуды безщ крышек, даже песцов, «тронутых гнилью».
Чтобы удержать наемников в Москве, Гонсевский несколько раз объявлял о повышении им жалованья. Гетман Ходкевич удержл сапежинцев тем, что письменно обязался оплатить им службу у самозванца с января 1610 г. Бояр ни о чем больше не спрашивали. Им просто предъявляли счета. Оклады достигли фантастических размеров. Помощники Гонсевского сделали помету в ведомости казенного расхода: «гайдукам счесть по триста рублев на месяц…»
Среди русских казна выплачивала по триста рублей только немногим членам Боярской думы, притом не на месяц, а на год. Но солдаты распоряжались в Москве, как в завоеванном городе. Жалованье, которое они начисляли себе, давно стало формой узаконенного грабежа.
Когда из сокровищницы нечего было взять, наемники взялись за дворец, усыпальницу московских государей и монастыри. Они ободрали искусно выточенные украшения с царского места, с посохов, с конского наряда, с доспехов и даже с массивной чернильницы, найденной ими во дворце. Бесценные произведения искусных ювелиров превращались в золотой и серебряный лом. Чтобы удовлетворить немцев, казначеи сняли золото с покровов на царских гробах в Архангельском соборе, ободрали раку чудотворца в Благовещенском соборе, изъяли утварь из монастырей.
При расчете с немцами московский староста сделал широкий жест и выдал им из «личных средств» более трехсот рублей денег. Внезапное великодушие его не трудно объяснить. Своевольные немцы считали себя обделенными и грозили бунтом главарю шайки.
Наемники изъяли из сокровищницы царские регалии и разделили их между собой. На долю Гонсевского и солдат, покидавших Россию, достались две самые богатые короны. Одна принадлежала Борису Годунову, а другую начали делать для Отрепьева, но не успели закончить.
Шапку Годунова украшали два огромных камня, сверкавших искусно выточенными гранями. Казенная опись называла один камень лазоревым яхонтом, а другой – синим. То были редчайшие сапфиры, некогда вывезенные с Востока. Один камень оценивался в 9 тысяч рублей, другой – в 3 тысячи. Подлинная их цена была много большей. Корону венчали два золотых обруча и крест, она была усыпана большими алмазами, рубинами, жемчугом и изумрудами.
Корону Отрепьева украшал алмаз необыкновенной величины. Он искрился и отбрасывал во все стороны пучки разноцветных огней. В гнезде над алмазом красовался редчайший изумруд. Недоделанную корону Лжедмитрия оценивали в 8 тысяч рублей, корону Бориса – в 20 тысяч рублей. К венцам Гонсевский присоединил золотой посох с бриллиантами, два носорожьих рога и другие вещи.Обычно власти привлекали для оценки казенных вещей московских гостей, знавших толк в ювелирном деле. «Рыцарство» обошлось без них. Оно поручило оценку некоему ювелиру Николаю. Тот назвал цифру в 250 тысяч рублей. На самом деле царские регалии стоили много больше. После вывоза за границу солдаты поделили сокровища между собой. Короны и прочие вещи были разломаны на части. Самый крупный камень с царских венцов, а также золотой царский посох присвоил себе Гонсевский. Московские патриоты успели предупредить партизан о выступлении из Москвы транспорта с сокровищами. Большая толпа вооруженных крестьян собралась в одном месте и устроила засаду в лесной теснине. Когда на дороге показалась неприятельская пехота, шиши с громкими криками выбежали из перелеска и навалились на врага со всех сторон. Но на помощь пехоте уже спешила конница. Крестьяне не выдержали конной атаки. Чтобы устрашить партизан, Гонсевский приказал посадить на кол многих пленных. Вместе с Гонсевским Москву покинули почти все солдаты, некогда пришедшие туда после Клушинской битвы. Их место заняли сапежинцы и солдаты Струся, прежде участвовавшие в смоленской осаде» (Р.Г.Скрынников. «На страже московских рубежей». Часть вторая «Москва в 1612 году». Московский рабочий», с.257-259) Однако есть историки, которые полагают, что московская добыча было не столь уж и громадной. Так, Казимир Валишевский по этому поводу делает следующее замечание: «А в то же время приступили к расхищению драгоценных предметов, потому что Сигизмунд требовал, чтобы жалованье гарнизону платили москвитяне, а в Кремле уже не было денег. Как размеры этих расхищений, вызванные обстоятельствами, так и ценность расхищавшихся сокровищ были чересчур преувеличены. Казна Ивана Грозного была уже сильно урезана, и говорят, увидев то, что от нее осталось, Жолкевский был сильно разачарован. Его поразила только груда золотой и серебряной посуды; да и то еще большая часть этих изделий была такова, что грубая отделка их не делала чести местным мастерам. Ценность, которую москвитяне придавали некоторым предметам, преувелитчивалась притом услуждивой легендой, и едва ли могли бы они найти покупателя для скипетра из единорога, оцененного ими в 140 000 рублей.
Владислав Ваза
{rokbox title=|Гонсевский Александр Корвин| thumb=|images/2-18.png| size=|fullscreen|}images/2-18.png{/rokbox}
Гонсевский Александр Корвин
Сапега Лев
ян карл ходкевич
{rokbox title=|Лагерь лисовчиков| thumb=|images/2-21.jpg| size=|fullscreen|}images/2-21.jpg{/rokbox}
Лагерь лисовчиков
{rokbox title=|Лисовчик. Рембрант| thumb=|images/2-22.jpg| size=|fullscreen|}images/2-22.jpg{/rokbox}
Лисовчик. Рембрант
Януш Радзивилл (1579—1620)
{rokbox title=|Князь Миколай Кшиштоф Радзивилл Сиротка.| thumb=|images/2-24.png| size=|fullscreen|}images/2-24.png{/rokbox}
Князь Миколай Кшиштоф Радзивилл Сиротка.
Мархоцкий говорит о двенадцати золотых изображениях апостолов в естественную величину, которые будто бы наследовал Шуйский; но уже «шубник» (прозвище царя Василия Шуйского, полученное им за то, что в его вотчинах крестьяне шили шубы в большом количестве и вывозили их на продажу. Прим.В.К.) вскоре принужден был обратить их в монету, оставив лишь золотое изображение Христа, которое весило 30 000 дукатов и потом было разбито на куски поляками. Возможно, что и Мархоцкий получил свою долю в этой добыче; но что касается двенадцати апостолов, он, вероятно, говорит о них понаслышке. В этом надо видеть басню, которой долго еще суждено было волновать воображение как в России, так и в Польше; басня эта приписывала князю Радзивиллу, очень богатому поместьями, но весьма нуждающемуся в деньгах, богатство, которого совсем незаметно было…
Шуйский не коснулся ни посуды, необходимой принадлежности придворных пиров, ни знаков царской власти, многочисленных скипетров и корон. Так как их следовало сберечь еще для Владислава или Сигизмунда, то польские полки согласились взять их только в качестве залога, и они сохранились неприкосновенными в руках полковников до конца занятия Москвы поляками, поэтому эта часть царского сокровища почти вся ускользнула от разгрома. Шапка Мономаха и другие регалии византийского происхождения: трон, отделанный рпалами, сапфирами, топазами и бирюзой, поднесенный в 1604 году Годунову персидским шахом Аббасом: трон Ивана III, из слоновой кости греческой работы, и Ивана IV, украшенный 9000 драгоценных камней, который служил при короновании Марины, - все это было спасено. Неверно также, будто Сигизмунд впоследствии велел похоронить себя в одной из корон, похищенных в Москве. Король обладал, вместе со шведской короной, и московской, но обе были сделаны варшавскими золотых дел мастерами. Золотая посуда в Кремле была пощажена: только серебряная была перечеканена в монету для уплаты жалованья польским офицерам и солдатам: им же совсем уже некстати, бесспорно, предоставлены были и церковные украшения, вплоть до покровов на гробницах великих князей в Архангельском соборе.
Размеры этого разгрома, где расхищение отягощалось кощунством над святыней, не могут быть, однако, с точностью установлены в виду противоречивых исчислений; справедливость требует лишь прибавить, что если Гонсевский и Сигизмунд участвовали в расхищении, то не воздержались, по-видимому, и москвитяне, и много их участвовало в рядах расхитителей. Поляки в одном дипломатическом документе впоследствии утверждали, что «как только впускали туда боярина, он наполнял свои карманы и удирал».
(К.Валишевский «Смутное время». Репринтное воспроизведение издания 1911г. Москва СП «Икпа» 1989, с.341-343)
Все эти споры следует отнести к количественной стороне предмета. – т.е. была ли эта добыча очень огромной, или несколько меньше. Сам же факт разграбления царской сокровищницы историками не ставится под сомнение.
Среди тех, кто мог вывезти эти богатства из Москвы –или их значительную часть, - называются Жолкевский, Сапега, Зборовский, Гонсевский. Валишевский, ссылаясь на народные легенды, к их числу относит и Радзивилла. Хотя в исторических источниках Радзивилл не упоминается среди тех поляков, которые были в Москве в 1610-1612 годах, на это имя стоит обратить внимание, и к нему мы еще вернемся.
А теперь попытаемся, насколько это возможно, проследить судьбы этих людей после 1612 года. Может быть, здесь мы найдем ответы на некоторые вопросы.
Станислав Жолкевский – гетман польский. Родился в 1547 году. После 1610 года в походах на Россию не участвовал. В документах той поры нет упоминаний о том, что он вывез какие-либо сокровища из Москвы при своем отъезде к польскому королю. Следует учитывать и то, что Жолкевский представлял в Москве короля и не мог позволить себе запятнать неблаговидными поступками королевское имя. И самое главное: грабеж московской сокровищницы вызвал бы сильное раздражение бояр и москвичей и тем самым нанес бы непоправимый вред идее политического объединения Польши и Руси, искренним сторонником которой был Жолкевский.
Погиб Жолкевский в неравной битве с турками на Днестре в 1620 году. Голова его была увезена победителями в Стамбул, где долгое время висела над городскими воротами для устрашения врагов ислама. Хотя турки и запросили за нее непомерный выкуп в три миллиона злотых, но поскольку гетман был весьма популярен в Польше, поляки собрали эти деньги.
Читателю, безусловно, будет интересно узнать, что сумма выкупа составила около шестидесяти тонн серебра.
Ян-Петр Сапега – староста Усвятский. Появился в России осенью 1607 года, предложив свои воинские услуги «тушинскому вору» -Лжедмитрию II. Пришел он вопреки королевским листам, разосланным по всем пограничным городам Польши, в которых запрещалось полякам участвовать в походе на Московское государство.
С осени 1608 по январь 1610 года Сапега со своим отрядом стоял под стенами Троицкого монастыря, безуспешно осаждая его. В феврале 1610 года был разбит соединенными отрядами русских и шведов. После вступления Жолкевского в Москву, отделился от войск самозванца и ушел в Северскую землю.
В начале 1611 года снова появляется под Москвой. После недолгого колебания решил поддержать Гонсевского и пробился с обозом продовольствия в Кремль к осажденному польскому гарнизону. Вскоре ушел из Москвы на север в сторону Переславля Залесского с огромным обозом и частью войск кремлевского гарнизона. Вторично появился под стенами Москвы 14 августа 1611 года. И опять сумел пробиться в осажденный город, где и умер 14 сентября (н.ст.) 1611 г.
Предлагая свои ратные услуги калужскому воеводе князю Трубецкому, Сапега писал о себе:
«Про нас вы знаете, что мы люди вольные, королю и королевичу не служим, стоим при своих заслугах, а на вас никакого лиха не мыслим, и заслуг своих за вас не просим, а кто будет на Московском государстве царем, тот и заплатит за наши заслуги».
Александр Зборовский- полковник. Воевал под знаменами самозванцев. Находился с гарнизоном в Кремле. Обладателем значительной части московских сокровищ вряд ли был, поэтому не будем задерживать внимание на его личности.
Александр Гонсевский - староста Велижский. Впервые появился в России как посланник Сигизмунда III к Лжедмитрию I в августе 1605 года. Присутствовал на свадьбе самозванца с Мариной Мнишек. В 1607 году уехал в Польшу.
В 1609 г. во главе небольшого от ряда принял участие в королевском походе на Россию.
В 1610 г. присоединился к Жолкевскому в Москве, а после отъезда последнего остается Наместником Польским в Москве и командующим гарнизоном. Отослал из Москвы 18 тысяч стрельцов, якобы, для защиты границ государства от шведов. Отпустил часть своего гарнизона с Яном Сапегой в мае 1611 г. Косвенно способствовал убийству Ляпунова - предводителя первого русского ополчения. В январе 1612 г. во главе 7 тысяч конного войска вышел из осажденного Кремля и ушел в Польшу. Заменил его Николай Струсь.
В 1618 г. участвует в походе на Москву, который возглавил возмужавший королевич Владислав.
Ян-Карл Ходкевич – гетман Литовский. В 1611 году появляется с военным отрядом под Псковом. Осенью этого же года уходит к Москве. На зиму уходит на север к Волге.
Летом 1612 года снова под Москвой. Пытается пробиться к осажденным полякам, но неудачно. Отступает к Можайску. В конце этого года соединяется под Вязьмой с войсками Сигизмунда III и предпринимает попытку вновь овладеть Москвой. После неудачного приступа уходит в Польшу и несколько лет не появляется на территории России.
В 1615 году принимает участие в переговорах поляков и русских под Смоленском.
В 1618 году был назначен командующим войсками в походе короля Владислава на Москву. Участвовал в подписании Деулинского мира.
Кто из этих людей причастен к расхищению и вывозу московских сокровищ?
В 1615 году, при переговорах под Смоленском, поляки направили московским послам грамоту, в которой, в частности, говорилось:
«Из казны московской нашему королю ничего не досталось, своевольные люди ее растащили…»
(Здесь под «своевольными» людьми надо понимать практически всех польских военоначальников, разорявших со своими отрядами Московское государство. Единственное исключение - Жолкевский и Гонсевский, которые подчинялись решениям короля)
Московские послы в ответ обвинили именно королевского наместника в Москве, Гонсевского, в том, что тот способствовал расхищению царских сокровищ:
«лучшие узорочья изъяты из казны и посланы королю тайно; а иное ты, Александр Гонсевский, себе брал и приятелям своим посылал».
В 1618 г. при очередных переговорах русские послы получили наказ говорить следующее:
«Какие убытки учинились от государя вашего и от польских и литовских людей в Московском государстве, того и в смету нельзя положить, что объявилось по записке и что Федька Андронов сказал, что отослано к королю всяких узорочей и что по королевским грамотам дано на рыцарство, депутатам и немцам, полковникам и ротмистрам и Сапегина войска депутатам, и по договору гетмана депутатам же и Сапеге, и послам литовским и польским, - на приказные расходы, и к Александру Гонсевскому на двор, и полковникам и ротмистрам, по Александровым картам, и русским людям и пушкарям и стрельцам московским, которые были у вас, золотом и серебром и всякою рухлядью по меньшей цене на 912 113 рублей и 27 алтын»*
*Примерно 64 тонны серебром.
Русские послы основных виновников расхищения московской казны видели в Сапеге и Гонсевском. Но это не значит, что Сапега и Гонсевский единолично завладели всем этим богатством. Им досталась лишь ее малая часть. Остальное пошло на содержание военных отрядов. Но и эта малая часть московской казны была довольно значительна. Удалось ли им вывезти эти богатства в Литву и Польшу?
В отношении Гонсевского ничего определенного сказать нельзя, поскольку о нем сохранилось мало сведений.
Что касается Сапеги, то стоит еще раз внимательно проследить за его действиями в этот период.
В мае 1611 года он пробивается в осажденную Москву. Попадает он туда после ограбления и сожжения города поляками, когда они стали обладателями не только царской казны, но и многих купеческих и боярских достояний, ценных вещей из московских церквей и монастырей.
В Москве Сапега не задерживается и почти сразу с огромным обозом уходит на север к Суздалю. Как можно предположить, именно с этим обозом и была вывезена основная часть московской добычи. Возможно, что между Сапегой и Гонсевским было заключено соглашение, по которому он вывез и долю Гонсевского.
Через непродолжительное время Сапега вновь возвращается под стены Москвы и 14 августа пробивается в город, где и умирает 14 сентября.
Зададимся вопросом: что делал Сапега эти два-три месяца и сумел ли он отправить сокровища в свой родоной город Усвят? *
*Сейчас поселок Усвяты Псковской области. Расположен примерно посередине между Смоленском и Псковом.
В это время власть в Московском государстве практически рухнула, организованных военных сил уже не осталось, и по всей территории страны разбойничали шайки татар, казаков, поляков, шведов, немцев и русских. Их интересовала только добыча. В это же время на русскую землю вступили и регулярные польские и шведские войска. Шведы пытались взять Псков и Новгород, поляки осаждали Смоленск.
Таким образом, чтобы попасть в Усвят, Сапеге нужно было пройти мимо королевских польских или шведских войск, а это было чревато различными осложнениями. Фактически, он был вольным рыцарем наживы, действовавшим вопреки королевским распоряжениям. Поэтому и те, и другие могли объявить его вне закона, а его добычу конфисковать.
Учитывая это, есть все основания предполагать, что московская сокровища так и не были отправлены Сапегой в Усвят или в Польшу. Вскоре его отряд вновь направляется к Москве. Вряд ли он повез свою добычу с собой. Самое естественное в таких условиях было спрятать ее, что он, конечно, и сделал.
Там, где отряд Сапеги провел два-три летних месяца перед вторым походом к Москве, и была захоронена московская добыча.
Туманные народные предания о кладах, спрятанных поляками, до сих пор бытуют в народе в районе Углича и Костромы.
В 1883 г. журнал «Русская старина» поместил одно такое предание, записанное в Кадниковском уезде Вологодской губернии. Найденные в то время клады в тех же местах подтверждают реальную основу подобных преданий.
А.С. Мельникова, автор книги «Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого» (1989 г) по поводу кладов Смутного времени высказала такую точку зрения;
«От двух лет правления Владислава Жигимонтовича сохранились сведения о находке двадцати с лишком кладов… Видимо, основная масса кладов была зарыта в 1611г.
Клады, по преимуществу, встречаются в районах, захваченных «Литвой», или по пути следования польско-литовских отрядов. В Москве и окрестностях было зафиксировано четыре клада. Большая часть находок приходится на западные районы… Происхождение и принадлежность этих кладов очевидны; они или оставлены польскими солдатами и состоят из польских и русских монет, или же являются сбережением местного населения»
Но это примеры захоронений незначительного числа монет и ценных вещей. Известны и более крупные клады. В конце 80-х годов наша пресса писала о таинственных «Бежецких кругах», обнаруженных в Тверской области. Круги эти были выложены по периметру камнем, а внутри, под слоем земли, находилось большое количество серебряной монеты конца XVI начала XVII в.в. Потом о находке неожиданно замолчали. Так и осталось до сих пор неизвестно, сколько было подобных кругов, и как велики были клады. Остается только предположить, что «Бежецкие круги» были захоронением то ли общей полковой казны, то ли частью добычи отдельных гетманов и полковников. Может быть, и того же Сапеги.
В 1880 г. вышла книга Величкова А. Н. «Предание о кладах». По утверждению автора, эти предания он собрал в Гжатском уезде Смоленской губернии у местных крестьян.
Опись №1 в этой книге начинается с конкретной исторической справки:
«В Москве когда был король Вида его зять Радзивилл в Москве; в то время была Москва заполонена и насыпал из государственного погреба денег семьдесят семь повозок и отправил вперед на город Можай».
Опись №3 несколько дополняет первую опись:
«Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы в Калужские ворота и на Можайск; бывши в Можайске 9 дней запряженных, из Можайска пошел я старою дорогою на Смоленск, остановился в 3 упряжке не дошедши медынских и вяземских округ».
Далее описываются приметы тех мест, где были захоронены сокровища.
В сохранившихся исторических документах нет сведений о том, что кто-либо из фамилии Радзивиллов принимал в Смутное время участие в походах на Россию, Но, тем не менее, польские предания определенно указывают на то, что этот род разбогател после разграбления царской сокровищницы в Кремле. Можно предположить, что вместе с Сапегой из Москвы вышел и отряд Радзивилла и направился через Можайск в Польшу. Но узнав, что под Смоленском стоят королевские войска, Радзивилл решил какую-то часть своей добычи припрятать.
Достоин внимания и знаменитый польский полковник Лисовский – неуловимый, стремительный наездник и сподвижник Сапеги, принесший России много горя и слез. Он отличился своими стремительными набегами во время смуты. Но наиболее интересен его рейд по российским землям в 1615 году. Он вторгается в пределы Московского государства под Брянском, двигается в сторону Брянска, потом к Орлу, поворачивает к Кромам и оттуда уходит под Болхов и Перемышль. Затем следует стремительный бросок и Лисовский, пройдя между Можайском и Вязьмою, выходит ко Ржеву Владимирскому, под которым несколько лет назад он стоял с Сапегою.
Далее перемещается к Кашину и Угличу, и, пройдя между Ярославлем и Костромою к Суздалю, проходит между Владимиром и Муромом, между Коломною и Переславлем Рязанским, между Тулою и Серпуховом до Алексина, уходит в Литву.
Проследив по карте этот сложный маршрут, похожий на огромную восьмерку, невозможно не поразиться не только дерзостью Лисовского, но и странностью этого набега. Даже темпы движения в этом рейде вызывают определенные вопросы. Небольшие переходы у Брянска и Орла сменяются стремительными маршами, начиная от Перемышля, которые снова замедляются у Углича. Особенно запутанным и медленным становится его путь под Ярославлем и Костромою. Отряд Лисовского описывал круги- возможно, уходя от преследования – и вновь возвращался на старые места. Невозможно объяснить этот маршрут лишь военной хитростью. Похоже, что Лисовский что-то искал в этих местах, где провел лето 1611 года в составе отряда Сапеги.
После продолжительного кружения по этим местам, Лисовский неожиданно стремительно спускается к югу, обходит Москву, поворачивает на запад и уходит в Литву.
Нашел ли он то, что искал?
***
Прошло много лет. Погибли в сражениях или умерли своей смертью многие участники этих событий, унеся с собой тайну московских сокровищ. Записи (если они были) затерялись, или были искажены в результате переписок. Остались лишь глухие народные предания и легенды о московских сокровищах. Но значит ли это, что они не существуют?
Жолкевский, Гонсевский, Сапена, Радзивилл – кто из них унес в могилу тайну московских сокровищ?